Демон Аль-Джибели - Страница 18

По пути к себе в хижину Бахмати думал, что мог бы убить и прикопать трупы фальшивых родителей в пустыне. Он был в своем праве. Его пытались обмануть. Людей, находящихся под его защитой, пытались обмануть. Какой ойгон это бы спустил?

Конечно, еще не поздно. Бахмати фыркнул. Ладно, пожалел. По-человечески пожалел. Вдруг действительно собирают и кормят детишек. Хотя, скорее, по фигурам Теймура и Мелехар — дети работают на их прокорм, чем наоборот. Но может поймут что-нибудь. Задумаются. А из четырех дирхемов получится лишняя дюжина слез.

Бахмати свернул на свою улицу и остановился.

О, Союн! — мысленно простонал он, обнаружив, что у его хижины топчется Зафир. Зачем наказываешь меня? Только что я совершил хорошее дело, и что?

Толстяк покачивался, засунув в нос палец. Лампа на жерди поплескивала светом на крыши и деревья. Пролезь что ли со двора?

Бахмати вздохнул и шагнул из темноты навстречу Зафиру.

— Зафир, извини, я очень устал. Мы завтра…

— Бахмати! — завопил страж, неуклюже двинувшись к нему. — Бахмати-хранитель! Бахмати, ты должен пойти со мной!

— Куда?

— Туда, — показал пальцем, вынутым из ноздри, толстяк. — Там человек!

— Кто?

— Человек! Он пришел из пустыни.

— Как же ты его увидел?

Бахмати поневоле ускорил шаг, увлекая за собой Зафира.

— Он сидел на вершине дюны потому что. Я подтащил его к стене.

Мимо двух пустых, полуразвалившихся хижин они вплотную подошли к пустыне. Низкая стена, сложенная из грубо отесанных камней на растворе яиц и кизяка, выполняла сущность, скорее, номинальную, граничную, чем действительно служила защитой Аль-Джибели от песка. На ближней дюне еще виднелись борозды, которые проделал Зафир, когда волок человека. Под светом луны они давали извилистые тени.

— Вот, — сказал Зафир.

Человек был без сознания. Дыхание хрипло вырывалось из него. Покрытые коркой губы болезненно кривились.

Бахмати присел.

Человек был обожжен солнцем. Худая грудь. Худые руки торчали из рукавов драного халата. Пятки походили на угли из костра — черные, с налетом серого пепла.

Из сердца человека далеко в пустыню тянулась нить, скрученная двойной косицей, крепкая, прочная нить-поводырь.

— Его нужно оставить в пустыне, — мертвым голосом сказал Бахмати.

— Шутишь? — улыбнулся Зафир. — Мы должны отнести его в твой дом. Или в дом лекаря.

— Нет.

— Ты не прав, Бахмати. Человека нельзя оставлять в пустыне, будь он хоть трижды плохой. Союн не забудет.

Свет от лампы плясал, то наползая на человека в беспамятстве, то отодвигаясь и выхватывая кусок стены с горкой наметенного песка.

«Кашанцог!» — пела нить-поводырь.

Незнакомец или бежал из Кабирры, или, что вернее, ходил под Старшим ойгоном в поиске других людей.

Через всю пустыню…

— Нет, — снова сказал Бахмати, — его надо отнести подальше.

А потом, подумал он, мертвый народец займется им.

Бахмати уже потянулся, чтобы схватить пришельца за ногу, но Зафир заслонил его собой. Лицо слабоумного толстяка приняло воинственное выражение.

— Нельзя, — сказал он и притопнул сандалией.

— Уйди, — оскалился Бахмати.

— Нельзя, — замотал головой Зафир.

Зазвякали многочисленные амулеты с оберегами. С лампы закапало масло. Бахмати тронул жемчужину.

— Зафир, ты пойми, его нельзя в Аль-Джибель.

— Можно, — насупился толстяк.

Пришедший из пустыни, застонав, повернулся набок и скрючился. Только бы не открыл глаза! Если через них взглянет Кашанцог…

— Отойди, Зафир, — попросил Бахмати.

Жемчужина разогрелась, хотя силы в ней оставалось не много.

— Не по людски это, Бахмати, — сказал толстяк. По мясистым щекам его потекли слезы. — Он же человек.

— А я ойгон!

Бахмати ударил легко, только чтобы опрокинуть. Зафир содрогнулся, но не отступил.

— Вы зачем…

— Уйди, прошу тебя!

Во второй раз Бахмати ударил сильнее.

Толстяк словно попал под залп песчаной бури. Халат развернул полы. Коричневое брюхо нависло над поясом и веревками. Лицо приняло на себя рой колких песчинок.

— Все равно!

Зафир отплевался и ладонями отер щеки.

— Ты понимаешь, что Аль-Джибель из-за этого человека в опасности? — простонал Бахмати. — Он приведет сюда смерть!

— А разве ты не защитишь нас, Бахмати?

— Как раз это я сейчас и делаю. Позволь мне…

— Нет!

— Упрямец!

Бахмати ударил в полную силу.

Зафира должно было, кувыркнув, перекинуть через стену в серый ночной песок пустыни, но он странным образом устоял. Халат распался на лоскуты, лампа сорвалась с жерди и потухла, шлепнувшись далеко за его спиной. Но сам страж только выставил ладонь и склонил к плечу голову. Не страшно слабоумному.

Жемчужина сделалась холодной.

Ничто человек против ойгона, а вот поди ж ты. А все потому, подумал Бахмати, что не боится в силу скудости ума. Да и я в последний момент сдержался. Свой же человек, хоть и глупый. Но так-то, конечно, удивительно. Выстоял.

— Ты знаешь, на что обрекаешь Аль-Джибель?

Зафир, помедлив, разожмурился. Песок посыпался со лба и с носа.

— Его к тебе надо, Бахмати.

— Ко мне… — Бахмати вздохнул. — Хорошо тебе, Зафир. Добро и зло сразу видишь. Взять человека — добро. Оставить — зло.

— Нельзя оставлять, — сказал Зафир и задрал голову на верхушку жерди. — Посмотри, лампу потерял.

— Новую привяжут. Ладно…

Бахмати подошел к лежащему человеку и под подозрительное сопение толстяка ухватил и оборвал невидимую нить.