Бахмати неожиданно сообразил, чем наложница пахнет.
— Но она меня знает, — сказал он.
— Наверное, выспросила у Мейхум или Юсефа. Скажу тебе, это не девушка, а нежный персик, мой милый Бахма. Ты как, смыслишь что-нибудь в человеческих утехах? Умеешь любить женщин? Когда эта женщина сжимает между ног твоего жеребца… м-м-м…
Сайиб прищелкнул языком и закатил глаза.
— Я могу с ней поговорить? — спросил Бахмати.
— Поговорить? — ас-Валлеки поиграл бровями.
— Да, только поговорить. Но отдельно.
Сайиб взмахнул рукой, теряя интерес.
— Найдешь, говори, сколько хочешь. Только потом пусть идет ко мне.
Бахмати поклонился.
Шаг назад, другой. Разворот. Кисея мазнула по глазам. Он быстрым шагом покинул комнату. Наложница спешила ему навстречу.
— Вот, господин Бахма…
— Подслушивала? — Бахмати грубо дернул ее в сторону, к лавке.
Покатились набранные в подол пагуфа персики.
— А хотя бы!
Глаза Абаль смеялись, но в глубине их мелко подрагивало беспокойство.
— Давно на Договоре?
— О чем вы, господин Бахма?
Бахмати толкнул наложницу на лавку.
— В глаза смотри!
Абаль отвернулась.
— Не надо.
— Ну-ка!
Бахмати схватил ее за длинный рукав платья, оголил кожу в вырезе — так и есть, ближе к локтю кожу девушки обжимал браслет с шариками. Золото и медь.
Абаль сникла.
— Не надо, — повторила она.
Бахмати сел рядом.
— Дурочка.
Он приобнял ее, думая, что да, бывает и так. Хоть и поставил Союн границы для ойгонов, а всегда есть лазейки. Одна из них — заключить Договор с человеком на попеременное владение его телом. Запах ойгона от того и слабенький, но есть. Просто Бахмати не сразу разобрался, не сразу понял.
Ладошка Абали легла на грудь.
— Хочешь меня?
Бахмати дал ладошке сползти к животу и там накрыл ее.
— Что он пообещал тебе?
Абаль убрала руку.
— Ничего. Он спас меня.
— Мы никого просто так не спасаем, запомни, девочка. Он хотел твое тело и он получил его.
Наложница отстранилась.
— И пусть. Вы не знаете, почему… почему я…
Она всхлипнула, одинокая девушка в платье с длиными рукавами. Где ее семья? Жив ли кто-нибудь? Нередко, впрочем, девочек торговцам продают сами родители. Возможно, у нее был дрянной выбор: или помереть с голоду, или продаться невольницей купцу из Шушун-Карнаша.
Бахмати вдруг захотелось погладить Абаль по черным волосам, по вздрагивающим под полупрозрачной тканью плечикам, пожалеть, передать часть своей силы. И не важно, что того же хотел живущий в ней ойгон.
Все мы люди.
— На сколько он с тобой договорился? — спросил Бахмати.
— Чего? — размазала слезы по щекам девушка.
— На какой срок Договор?
— Двадцать пять лет. Я уже три года отработала.
Весело, подумал Бахмати.
Сколько я был в пустоши? Месяц? Два? Рыдал над своей половинкой души и казался себе самым несчастным демоном на свете. Я проиграл, меня выгнали! О-у-ууу!
И вот Абаль. Уже три года непонятно кто и что, живет чужими желаниями, отдала тело в пользование. Что творится у нее на душе, а, Бахма? Что твои два месяца против ее трех лет?
Самое удивительное в людях, что ни мне, ни кому другому, наверное, никогда не понять, что есть сила их и что слабость. Согласиться на условия ойгона — слабость? Слабость. Выдержать три года — сила? Сила. Небывалая сила. И так во всем. Все переворачивается, перетекает, изменяется на твоих глазах.
Ох, Союн, как же ты слепил таких удивительных существ? Неужели с себя? Тогда ты воистину велик!
— Я могу выкупить тебя, — сказал Бахмати, касаясь золота за пазухой.
— Что вы! — не на шутку испугалась Абаль. — Как я тогда? Меня же господин сайиб сразу выгонит! Я уже привыкла. Нет-нет, господин Бахма, — она схватила его за пальцы, — вы даже не думайте, мне сейчас хорошо.
Бахмати покивал.
Конечно, это тоже в человеческой натуре. Приспособиться даже к самым ужасным условиям и находить в них короткие радости. Мало того, бояться хоть что-то изменить.
Жалко мне тебя, Абаль.
Бахмати заглянул девушке в глаза.
— Вызови его.
— Господин Бахма, — умоляюще истончился голосок Абаль.
— Вызови. Я не буду говорить о покупке.
— Вы обещаете?
Бахмати вздохнул.
— Да. И это бесплатное обещание.
Абаль быстро клюнула губами ойгона в щеку.
— Дай вам Союн долгих лет…
Ах, губы ее! Что там спрашивал сайиб? Умею ли я любить женщин?
Звякнули медные шарики, прикрепленные к браслету железными колечками. Неслышно пересыпался внутри пустынный песок. И двойник Абали, синеватый, просвечивающий, соткался на лавке по другую руку.
— Заметил-таки, — произнес он мужским голосом, и было не понятно, чего в нем больше — удовлетворения или досады.
— Это моя земля, — сказал ему Бахмати.
— А я знаю, — двойник обмахнулся подолом призрачного платья. — Но я вроде ничего не нарушил. Договор у меня свой.
Он кивнул на Абаль, застывшую неподвижной куклой.
— Ты же джаванг, ойгон страсти, — недобро улыбнулся Бахмати, — а значит, пьешь всех, кто даже с интересом на девчонку посмотрит.
— Так красивая же девочка, — сказал джаванг.
— Пью здесь я, — твердо произнес Бахмати. — И право здесь мое.
Джаванг подумал.
Лицо его утеряло женские черты, обозначился хищный мужской профиль с орлиным носом и широкими крыльями морщин.
— Да я не спорю, — сказал он. — Я и пил-то по чуть-чуть, незаметно.
— Имя? — спросил Бахмати.
— Муштаф, — быстро ответил джаванг, заметив, как закрутились у его ног злые пыльные смерчики. — У меня Договор.