Демон Аль-Джибели - Страница 21

Бахмати ускорил шаг, несколько раз, пробуя силы, прыгнул с дюны на дюну, а затем и вовсе, оттолкнувшись, раскинул руки и полетел над песчаными волнами. Ночь полной луны дарила такую редкую возможность.

Ветер еще дышал зноем, хватал за рукава.

Стая суккабов пробежала мимо — белая шерсть серебрилась в лунном свете. Один задрал на летящего ойгона косматую голову и завыл. Вереница маленьких следов скоро нагнала целую толпу мертвого народца, неспешно преодолевающего вершину песчаной горы. В Бахмати метнули верблюжьей костью.

Изредка мелькали следы людских построек, которые пустыня то ли не до конца поглотила, то ли, наоборот, отрыгнула, не в силах переварить. Каменистая площадка. Игла минарета. Кости. Все это уже прошлое.

У-ухор-мм!

Зов прозвучал снова, и пустыня под Бахмати словно вздрогнула, песчаная лисица выбралась из норы и укусила себя за хвост.

Черные горы выросли из посеребренного луной песка подпиленными зубами, впереди заплясали дикие огоньки. Рядом с Бахмати возник незнакомый ойгон, фыркающий, косматый вихрь с пегой гривой.

— Я — Сиббха-койцан, ойгон воздуха. А ты?

— Бахма-тейчун, — ответил Бахмати.

Вихрь закрутился спиралью.

— А я думал — человек!

Он захохотал, загромыхал, посверкивая молниями изнутри.

— Я живу среди них.

— Хо! Нашел дело!

Сиббха на мгновение сгустил пространство и родил из себя кривое человеческое лицо — красноватый нос, впадины глаз и щек, съехавшие в сторону брови.

— Похож? — шлепнуло лицо толстыми губами.

— Нет, — отрезал Бахмати.

Он опустился на песок и зашагал к широкой прорехе в горной гряде. Барханы потеряли в росте и скоро совсем разгладились.

— Ну и не важно, — Сиббха-койцан закружил вокруг него. — Скоро все равно никого из человечков не останется. Вот жду-не дождусь этого момента!

— Какого?

— Воссоединения! — Ойгон воздуха взвил песок в небо. — Когда мы все будем — Кашанцог.

Бахмати остановился.

— Это еще не решено.

— Ха! А зачем тогда созывать всех в Круг?

— Чтобы решить.

От смеха Сиббха пролился коротким дождем.

— Совсем очеловечился! Что тут решать? Оргай решит, мы поддержим. А Оргай решит быть с Кашанцогом.

— Но это же потеря души.

— А она тебе нужна? — Сиббха-койцан взмыл прозрачным паром. — Союн глупость придумал. Тьфу на него! Тьфу!

— Но с душой ты живой.

— А с Кашанцогом я равен Создателю! Мы вновь ощутим могущество! А всех человечков…

Перед глазами Бахмати возникла оформленная лунным светом двуногая фигурка и тут же распалась на клочки, растаяла.

Бахмати покивал.

— Ну да. Ты лети, лети, — сказал он Сиббхе, — а то опоздаешь, не примут в великое тело великого ойгона.

— И то правда.

Сиббха-койцан, тряхнув пегой гривой, рванул над песками к месту сбора.

Бахмати же повернул обратно.

— Ах, Бахма-тейчун, ты куда?

Айги-цетен возникла перед ним, преграждая путь. Чешуйки ловили свет луны. Узкие ладошки дышали огнем.

— Я думаю, мне здесь делать нечего, — сказал Бахмати.

— Почему же? — улыбнулась дочь Оргая.

— Потому что вы, похоже, решили соединиться с Кашанцогом.

Бахмати предпринял попытку обойти Айги-цетен, но она снова оказалась напротив.

— Ты невежлив, Бахма.

Красные губки скривились. Снежинки в глазах задрожали.

Песок у ее змеиного хвоста вдруг вздулся куполом, и наружу, разрыв себе путь скорпионьими клешнями, выбрался Оргай-многоног. Толстый, обманчиво-неуклюжий, в костяных наростах и жесткой щетине.

— В самом деле, Бахма, — сказал он, многоглазо щурясь, — неужели даже не поздороваешься?

Бахмати усмехнулся.

— Зачем это представление?

— Потому что ты дорог нам, — Оргай-многоног подступил к Бахмати на осторожных лапах. — Потому и представление.

— Я же не полноценен, — сказал Бахмати, шагнув назад, — у меня всего половина души.

— И целый город! — выкрикнула Айги-цетен.

— И правда, — Оргай-многоног все-таки подобрался и положил клешню на плечо Бахмати, — ты обладаешь великим сокровищем. Зачем оно тебе? Тем более, с половиной души? Ты мог бы… Мы могли бы преподнести его Кашанцогу как выражение своей верности.

Он ловко обыскал Бахмати. Шершавые клешни нырнули за отвороты халата, проверили рукава, вывернули пояс.

— А где… мне тут шепнули, что у тебя…

— Разрядилась, — сказал Бахмати. — Оставил в Аль-Джибели.

Оргай рассмеялся.

— Зря, зря. Ну, пошли, что ли, в Круг.

— Стоит ли?

— А все посмотрят на тебя, — развернув, Оргай увлек его за собой. — Они тоже тебя давно не видели. Тебя ж выкинули в Хэбиб, да? А ты вон…

Айги-цетен поплыла чуть в стороне, посверкивая глазами.

Оргай рыхлил песок. Под ноги ковыляющему за ним Бахмати стали попадаться камни. Росли, приближались черные горы, росла и прореха между отрогами.

Лунный свет на изломах склонов серебрился инеем.

— Знаешь, — сказал Оргай, — за тебя, такого, как сейчас, я отдал бы дочь не задумываясь. Кто ты был до Хэбиб? Вонючий ойгон, все желания которого не стоили кончика ее хвоста. Песок в голове, пустота в душе. Даже странно видеть совсем другого Бахма-тейчуна. Какое-то удивительное перевоплощение.

— А вы остались такими же, — сказал Бахмати.

— Пустыня, — вздохнул Оргай. — Здесь мало что меняется.

Они добрались до площадки, которая обозначала вход внутрь горного кольца. На дне окаймленной зубцами чаши светился неровный белый круг с танцующими над ним дикими огоньками. Амфитеатром огибали его каменные выступы и террасы, присыпанные песком.